КАК ПОМОЧЬ:

Казна НГД (на проекты и текущую деятельность): № 410011424908105 Яндекс-деньги
Касса взаимопомощи для политзаключенных НН: 410011469069466 Яндекс-деньги.

четверг, 25 июня 2015 г.

Процесс Ильи Романова. День восьмой

Сегодня допрашивались два свидетеля обвинения: офицеры ФСБ, эксперт-взрывотехник Патрин Н.В. и его начальник отделения Кирсанов С.И. Интонации председательствующего Муранова стали ещё более вежливыми: казалось, ему неудобно отрывать от дела столь нужных обществу людей.

Показания их были уверенными, ясными, конкретными. Но адвокат Евгений Губин намеревался вытянуть из них нечто большее, чем подтверждение протоколов и показаний. Обыскивали они 27.10.13 «нехорошую квартиру», снятую Ильёй Романовым. Вырисовывалась подробная картина. Оказалось, что, ввиду возможной опасности взрыва, вначале в квартиру зашёл кинолог с собакой. Он должен был произвести лишь визуальный осмотр, доложил, что собака не реагирует, но сумочка подозрительная имеется. Потом в квартиру двинулся кто-то из фээсбэшной команды взрывотехников, в спецкостюме, но кто именно – мы так и не узнали. После зачтения письменных показаний, составленных при помощи Кирсанова следователем Кауркиным, оказалось, что все заслуги по обнаружению опасных находок и т.п. приписаны именно Кирсанову, а на суде он рассказал, что вначале в квартиру зашёл не он, он же только фотографировал (и командовал). Кирсанова не слишком смутили подобные расхождения, родившиеся под пером одарённого Кауркина, показания свои на следствии он тоже подтвердил. Ну, а если мелочи какие-то перепутаны – что за беда? Он действовал строго по инструкции  и всегда готов выполнить свой долг (мой вывод).

Адвоката беспокоило одно обстоятельство: понятые явились на место обыска далеко не сразу. Конечно, смешно будет предположить, что взрывотехник притащил в спецкостюме банку с белым порошком, которую сам же потом и «обнаружил». Но в целях безопасности все полицейские и понятые находились первые десять минут на лестничной клетке, на полэтажа ниже, - вдруг бабахнет? – и сотрудники ФСБ действовали вне всякого визуального контроля. Понятые явились в комнату, когда содержимое «подрывной» сумки Романова было уже вынуто и разложено рядом с ней. Сделал это, по показаниям Патрина, первый взрывотехник в спецкостюме. Но у товарищей его, а всего их явилось четверо, было достаточно времени, чтобы добавить к «праздничному набору» возле сумки что-нибудь от себя, пока кто-то из них избавлялся от взрывчатого вещества и взрывного устройства. Вначале их обезвредили, а потом уже допустили понятых.

Что нашли? Пластиковую банку с белым порошком. С ним сразу же провели термопробу: подожгли миниатюрную дозу (на пластиковой вилке), она хлопнула с копотью – ясно, что взрывчатое вещество. Потом в банку добавили мыльной водички (с «Фэйри»), чтобы не жахнула, а потом и вовсе вылили в великую русскую реку Волгу. Оставив для пробы ещё минимальную дозу. Прокурор щеголял перед нами вначале, в обвинительном заключении, сотовыми долями граммов в тротиловом эквиваленте, а оказалось, что дело примерно так: подполковник Кирсанов прикинул на глаз размер банки – с пол-литра, подобным же образом оценил количество порошка - грамм двести? а потом умножил это число на 0.7, получив знаменитый тротиловый эквивалент. Отсюда те самые сотые доли, подавляющие своей «точностью» в обвинительном заключении. Не берусь оценивать действия Кирсанова с научной точки зрения, но нам, профанам, за словом «экспертиза» мерещилось нечто более величественное.

Ещё нашли пластиковой пузырёк с надписью «Перец», из пробки которого торчала трубочка для питья соков и коктейлей. Внутрь не заглядывали – взрывное устройство. Отвезли подальше и шарахнули по нему в спецусловиях чем-то вроде зубила. Взорвалось. По налёту серебристого цвета определили, что имели дело с алюминиевой пудрой. А поскольку сама она не взрывается, то добавили туда в своём воображении перекись ацетона. Спасибо Илье Романову за вопросы, заданные Патрину – скоро мы все ликвидируем свои пробелы в химии!
Ещё извлекли из сумки скотч, перекись водорода и всякую мелочь, которую память героических взрывотехников (и моя тоже) не зафиксировала.

Адвоката интересовали гвозди. Очевидно, одно дело – взорвать урну на крыльце ФСБ, шуму много, а жертв нет, другое – настоящую бомбу с обрезками гвоздей, которые убьют или ранят случайных прохожих. Ясно, что обвинение хотело бы выставить Романова алкоголиком и злодеем… Риэлтор Чижевский вспомнил о гвоздях, которые лежали среди инструментов хозяев квартиры – с десяток «соток» в банке. Кирсанов припомнил гвозди помельче. Причём на вопрос адвоката, видел ли он их именно в сумке Романова, уверенно ответил: да! Не мог же он знать, что через час Патрин расскажет нам, что ВСЕ предметы из сумки были вынуты и разложены возле неё уже первым взрывотехником, который первым вошёл в квартиру. И это был не Кирсанов… А почему бы офицеру ФСБ и не соврать?

Гвозди оказывались всё более странными. Лежали они, якобы, в сумке без всякой упаковки. Неизвестно, сколько и какие – никто не сосчитал и не измерил, и, что самое странное, не сфотографировал! По крайней мере, в материалах дела, в фототаблице обыска, они не запечатлены. Очень возможно, что их и вовсе нигде не было, кроме бурной фантазии следователя Кауркина. Я никак не могу себе представить: вот взрывотехник вытаскивает их манипулятором из сумки, без всякой упаковки, гвоздик за гвоздиком, по одному…

Допрашиваемых героев из ФСБ такие мелочи не волновали. Казалось, они были обижены: мы там были, бяку нашли, обезвредили, а вы нас о какой-то ерунде спрашиваете! Впрочем, судья Муранов спешил им на помощь: отвечайте покороче – «да - нет - не знаю», желая, видимо, ещё прибавить: что вы вообще этого адвокатишку слушаете?! Меньше скажете – быстрее домой пойдёте. Презумпция доверия представителям «своего» государства простёрла, по-видимому, и здесь свои крыла.

…После перерыва прокурор Езерский решил усыпить нас чтением всяческих протоколов: дескать, и рад бы не читать, но положено. Заснуть не давали его милые речевые обороты: «подписЯми», «ДВУХ тысяча четырнадцатом году», «либеральные коммунисты» и т.п. Кауркин обозвал в протоколе пишущую машинку «печатной», но это уже никого не волновало: рабочий день близился к концу. Остались только в памяти «трусы синего цвета, разрезанные, с загрязнениями и бурыми пятнами» - изъятые у несчастного Романова в больнице, среди прочих вещей, после взрыва. Сам он подчеркнул наличие у него тогда двух комплектов ключей от «нехорошей квартиры», но интригу пока раскрывать не стал. Ещё припомнил, при зачтении своей медицинской карты и описании операции, что висела у него, на кусочке кожи, фаланга большого пальца, да потом он её потерял. Ампутировали Илье всю кисть и сделали культю в нижней трети левого предплечья, выписав инвалидность III группы, а в придачу к ней некую «программу социальной реабилитации». Не её ли осуществляет сейчас дружная прокурорская ватага, при помощи судей и поддержке «гэбья»?!

P.S. Интересными оказались замечания подсудимого и защитника в связи с исследованием материалов о компьютере Ветошко и обнаруженном в его недрах файле с угрозами в отношении Шанцева и компании. Но это уже отдельная песня! Ждём появления в суде компьютерного эксперта Туренко...

                    25.06.15                                                            Илья Мясковский

среда, 17 июня 2015 г.

Процесс Ильи Романова. День второй. Явление провокатора

На второй день процесса мы ждали новых свидетелей обвинения. Впечатлило явление Светланы Волковой – молодой особы, имевшей, по слухам, когда-то личные отношения с Ильёй Романовой и являвшейся в прошлом активисткой нижегородских "левых". Девушка бегло подтвердила, по вопросам прокурора, свои протокольные показания. Работала вместе с Романовым в охране, сторожем. Он якобы представился террористом, бравировал своим прошлым и болтал о нём на каждом шагу. Показывал ей разные порошки и просил закупить кое-что в аптеке; он «химичил» по ночам прямо на работе, на соседней стройке – Света слышала хлопки и видела пламя. Он участвовал в заседаниях оппозиционных организаций. После митингов в защиту Кулибинского парка он, якобы, нашёл молодых анархистов, готовых пройти обучение в его школе и продолжить его дело. Так вот прямо и говорил ей Романов: «Хочу создать террористическую организацию!».

Манера рассказа свидетеля и её ответов на вопросы являла противоречивые чувства: страх отступить от зафиксированных показаний, нежелание углубляться в детали, дабы не ляпнуть глупость, заискивание перед судьями и стыд за всё это перед нами. Было ясно, что зачитанные её показания составлены следователем, собственных её впечатлений там - процентов 20-30, но всё предложенное на допросе она подписала. Вопросы защиты это вскрыли: Света не понимала употреблённых «ею» в протоколе терминов. От вопросов предпочитала уклоняться: «вроде», «не помню», «не измеряла» и т.п. Свидетель, запуганный и «продавленный» ФСБ – не новость, но потом выяснилось и кое-что ещё...

Немалую роль в обвинении играет сомнительный текстовый файл с угрозой в отношении нижегородских «шишек». Без угрозы – нет теракта. Файл извлечён из компьютера, принадлежавшего прежнему квартиранту комнаты, которую снял Романов за две недели до примечательного взрыва. Романов отрицает, что вообще этот компьютер включал. Из его вопросов к Светлане выявилась предполагаемая связь девушки с этой комнатой: по её просьбе Романов и комнату снял, и ключи сделал, хотя теперь Света всё отрицает . А 26.10.2013, в день взрыва, она "случайно" оказалась на месте происшествия и расписалась в протоколе в качестве понятой. Если добавить, что вчера явилась она в суд в кампании следователя ФСБ, мило провела с ним в коридорах шесть часов и покинула здание в его же сопровождении, а сегодня на слушаниях застенчиво отрицала свою связь с «конторой», то роль её в этой истории выглядит очень мрачно.

Ещё скажу о защите парков – эту тему сегодня прокурор Винокуров пытался поднять, и весьма глупо. Автор этих строк участвовал непосредственно в организации двух митингов, возбудивших наши «органы» летом 2013г. Илья Романов никакого отношения к ним не имел, и рядом не стоял, хотя всех присутствующих на акции, конечно, не упомнишь. Безумными выглядят попытки «конторы» связать ранение любителя-пиротехника с прошедшими за два месяца до этого митингами. Но дай бог ему твёрдости в предстоящих испытаниях.

Илья Мясковский

вторник, 16 июня 2015 г.

Судебный процесс по делу Ильи Романова

Открылся, наконец-то суд над человеком, 19  месяцев лишённым свободы. Напомним, что 26 октября 2013г. он был обнаружен бдительными органами в больнице с ранениями, причинёнными взорвавшимся в руке пиротехническим изделием. Больше никто не пострадал, но этого хватило.

Выездная коллегия Московского окружного военного суда прибыла в Н.Новгород, но открывать заседание для слушателей не спешила. Пресс-секретарь облсуда, некто В.Лазарев, пытался сделать серьёзное лицо, выгоняя нас из зала заседаний. На каком основании - он и сам не знал, зато между делом вежливо оскорблял журналиста, называя его "шебутным" и полагая, что "нечего тут балаган разводить". Затем уселся на подоконник, свесив ноги, и был вскоре успешно позабыт.

Защита заявила отвод прокурору, и тот отправился пообщаться с прессой, в коридоре, пока «люди в чёрном» сочиняли отказ адвокату. Несколько журналюг ТВ этим вполне удовлетворилось и уехало, не выслушав ни обвиняемого, ни его адвоката Е. Губина. Остальные вполне смогли насладиться последовавшим пиршеством правосудия, открытым по ходатайству защиты.

Упитанный и благодушный прокурор Езерский А.А. пытался обрести пафос, читая обвинительное заключение. К концу его речи мы поверили, что читать он умеет, но сам он уже едва не спал. Романов, дескать, едва выйдя из зоны по прежнему делу, уже оправдывал терроризм и побуждал к насилию неведомых слушателей никогда не звучавшего «интервью» где-то в Донецке. Я не шучу: адрес и прочие обстоятельства события прокурора не интересовали. Затем Романов приступил к изготовлению взрывчатых веществ в Нижнем Новгороде. Здесь Езерский блистал сотыми долями милиграммов тротилового эквивалента, но обычную марганцовку почему-то упорно именовал «пермангАТ калия». Три полковничьи звезды  на погонах компенсируют, видимо, нехватку образования. Потом Романов, якобы, сделал два взрывных устройства из пластиковых бутылок и трубок. А затем пошёл среди ночи их испытывать – скромный скверик на Ошарской прокурор торжественно именовал «лесопарковой зоной». Кабы не эта неудача, то зарядил бы следующее устройство Романов гвоздями и пошёл бы устрашать население и городские власти. Об этом свидетельствует, якобы, текстовый файл, «обнаруженный» дотошными сыщиками в компьютере на квартире, где приютился Романов: «Шанцев Сорокин Кондрашов если непрекратите рубить парки взорву всех к [такой-то] матери». Подобным образом он собирался изменить градостроительную политику наших кремлежуликов, рассекающих улицы с мигалками и охраной. Одно слово – террорист. Хорошо, что наши бдительные органы эти намерения пресекли.

Голос Ильи Романова звучал в ответ, из-за стекла, глухо, как из другого мира. Глухо, но настойчиво. Он демонстрировал, вопреки усталости, намерение бороться, а также неплохое знакомство с УК и УПК.

Романов отверг обвинение в «оправдании терроризма», совершённое на территории другого государства при совершенно не выясненных обстоятельствах. Он потребовал исключить из дела вообще всякие упоминания о прошлом «теракте» на Украине. Романов заметил, что эксперты ФСБ сильно завысили мощность изготовленных им взрывчатых веществ, но факт наличия их признал. Он отказался, по ст. 51, комментировать обвинение в изготовлении взрывных устройств и, разумеется, отверг главное обвинение – в подготовке теракта. Безумный файл-угроза, по его мнению, просто фальсифицирован; без него цели «террориста» представляют собой, как и всё дело, «художественный вымысел следователя Кауркина» (цитирую защитника Е. Губина).

Ещё мы услышали двух свидетелей. Чоповец Гусев А.И. вспоминал, как распивали они с Романовым на охране 5-й больницы, примерно этак три бутылочки водки, и собеседник его, знаток химии говорил, что всех их – администрацию -  надо взрывать, и он мог бы это запросто сделать. Гусев вспоминал бутылку с порошком, таблетки и железки в сумке Романова, предполагаемую цель напротив – чей-то джип – и «чувство страха», его охватившее. Тут отправился Романов за следующей бутылкой, смену они до конца не отработали, за пьянку их сняли. Другой свидетель, диггер Константин Абрамов рассказал, как выпивали они на охраняемой бензозаправке за Кропоткина и Бакунина, а Романов показывал пару раз опыты с возгоранием марганцовки и глицерина. Что алкоголь – это зло, поняли все присутствовавшие, но прокурор намекал ещё, будто пьяные разговоры – самые откровенные. Но вопреки его стараниям, умысел Романова на настоящий теракт здесь мог увидеть только человек из "правоохранительной" системы.

Поучительно было сравнить живую речь свидетелей с их показаниями, которые настойчивый прокурор считал необходимым зачитать. Канцелярские обороты, коварное формулирование вопросов – так, что в суде невинные разговоры приобретали очертания политического терроризма, - всё это лишний раз кричало: молчи на допросах, молчи! Всё, что ты скажешь, будет использовано, если не против тебя, испуганного и рвущегося домой,  то против твоего приятеля, который сегодняшний день окончит в СИЗО.

Слушание свидетелей продолжится завтра и обещает немало интересного. Не скажу этого о судьях: председательствующий Муранов уже не раз сегодня вежливо поспешал на помощь обвинению.

Илья Мясковский
Фото - Александр Зимбовский