И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Анна Ахматова
- Это конец! - сказал Председатель Общества ревнителей русского языка и словесности РАН, упершись невидящим взглядом в телевизор. Там только что объявили принятым законопроект о борьбе с ненормативной лексикой. - Это конец! - добавил он, а самому пришло в голову совсем другое слово.
Члены общества, окружавшие Председателя, задвигались; кто-то, вставая, уронил стул.
- Кажется, первая часть романа «Война и мир», посвященная миру, заканчивается, - с мрачной иронией произнес писатель Эдуард Виноградов, после мордовских лагерей предпочитавший юмор даже в самых безотрадных ситуациях.
- Да уж! - согласился Отец Русской Демократии, бывший посол в США.
- Это п…ц! - сказал Президент Российской Федерации, упершись ненавидящим взглядом в монитор. – Что они там, совсем охренели что ли?
Члены Совета Безопасности, окружавшие Президента, задвигались; кто-то, вставая, даже уронил кресло.
- Госдума совсем ничего не думает! Это же война! - произнес министр обороны.
-Эт – точно, - согласился замминистра, прошедший Афганистан.
Все эти высокопоставленные лица беспокоились не зря. Ибо на юго-востоке Руси, на границе когда-то знаменитого Дикого Поля уже не первую сотню лет зрело недовольство, готовое взорваться тем самым Русским Бунтом, который столь красочно описал великий поэт.
Реакция гражданского общества не заставила себя ждать. Академик Хаменко выпустил в свет учебник нетрадиционной русской истории. По его словам, после неудачной попытки строительства Вавилонской башни народы разбрелись куда попало, а племя Хамово направилось прямиком на северо-восток. Поблуждав некоторое число лет по пустыне, остатки племени вышли к Земле Обетованной.
В V веке до нашей эры на брегах безымянной тогда речки Срачки появились 3 брата – Х., П., Е. и сестра их Б. На семи холмах высокого правого берега основали они город, по имени старшего брата получивший название Хуев. Хуев рос, города и страны покорялись ему, а поскольку основным фразеологическим оборотом хуевлян было выражение «…твою мать!», стал он зваться Матерью городов русских.
Но пришла беда – с севера надвинулись безжалостные варяги.
Борьбу с русским языком в новой империи начали с 862 года. Потомок варягов князь Владимир даже поменял местную религию на ту, что не допускала русский в качестве языка богослужения. Он же сверг кумиров, на которых чертами и резами были написаны дорогие русскому сердцу слова. Волхвы – носители древнего знания носились по русской земле взад и вперед, не давая широкой публике забыть сакральные тексты. Зачастую в городах при возникавших словесных перепалках сторону князя принимал один только епископ, народ же в полном составе присоединялся к волхвам.
Сын Владимира Ярослав за каждое русское слово грозился обложить нарушителя штрафом в 10 гривен, т.е. 2 килограмма золота, но добился того, что население, обложив князя в ответ, разошлось по домам.
Малоуспешность борьбы ярче всего проявилась в литературе. Согласно житиям, десятки иноземных миссионеров посмертно получили шанс заработать звание великомучеников, пытаясь обратить в иную веру упорных русичей. А поскольку русская земля никогда не скудела талантами, единственное сочинение Древней Руси, получившее международное признание, подвело всему этому печальный итог: оставшийся безымянным автор «Слова о полку Игореве» лишь пару раз упоминает о существовании варяжских храмов, да и то в качестве топонимов. Божества же местного пантеона встречаются в «Слове…» на каждом шагу. Иных влияний через двести лет после реформы Владимира история не заметила.
Тогда варяги сменили тактику и объявили «русскими» себя. «Мы от рода русского» - писали они в международных договорах. Срачку в это время переименовали в Рось, а Хуев – в Киев.
В военном отношении дела подлинных русичей шли всё хуже. Вытесненные на юго-восточную окраину Руси, видели уже они свой неизбежный конец. Но вторглись в Лукоморье кочевые половцы, ставшие для русичей естественными союзниками. «Под сенью дружеских штыков» они и выжили, а чтобы по имени хотя бы отличаться от супостатов, вспомнили в очередной раз отца-основателя и добавили в самоназвание букву древнерусского алфавита «Хер». Так возникла новая историческая общность – херусский народ.
Варяжские летописи зафиксировали его представителей под именем б…-ков.
Появившиеся в XIII веке татаро-монголы с херусками предпочитали не ссориться, часто выступая в союзе с ними против Рюриковичей. Вмешательство воеводы П. способствовало разгрому киевской хунты на Калке в 1223 году, что ещё больше подняло авторитет херусков в глазах татар. Потомки Чингизхана даже позаимствовали термин «Х…» в качестве имени собственного. Уж очень понравилось им это сравнение. Покоритель Китая хан Хубилай включил фразу «Я – Большой Член, я – Великий Самец» в свою императорскую титулатуру, что привело много позднее к серьезным сдвигам в советско-китайских отношениях.
После гибели Золотой Орды великое историческое противостояние херусков с их оппонентами продолжалось, но даже опричнина Ивана Грозного тут ничего не изменила. Рюриковичи в очередной раз обломали зубы, а ответный удар, нанесенный им в начале XVII века, похоронил три династии сразу.
Романовы продержались дольше, но возобновленная при Михаиле Федоровиче борьба с употреблением известных исконно русских выражений захлебнулась от нехватки работников репрессивных органов. К тому же, наиболее вольнолюбивая часть великорусского населения от притеснений бежала на юг, «на Срачку», только увеличивая силы херусков. Восстание казака П. чуть не свалило Романовых при Екатерине, а в 1917 году их не стало совсем.
Хуже всего херускам пришлось при большевиках. Либерализм 20-х закончился быстро. Политика в отношении Юго-Востока, получившая в советском сленге название «расхреначивание», привела, если не к полному забвению, то к значительной утрате херусских традиций. Лишь после развала СССР президент Е. дал надежду на их возрождение.
Столь длинный пересказ опуса академика Хаменко особенно важен, поскольку объявленные Госдумой вне закона слова «х…», «п…», «е…», «б…» и их производные составляют ныне 80% лексики херусков. Фактически это был запрет на употребление родного языка.
Ранее сменивший президента Е. президент П. долго и небезуспешно заигрывал с херусками, обещая им указ о полной реабилитации как репрессированного народа. Законопроект был уже на сносях, и тут вдруг… На тебе!
Аналитики в своих прогнозах не ошиблись. Район компактного проживания херусков – то есть участок в треугольнике деревень Блядуново, Пердуново и Елдиха с протекавшей по нему реке Срачке (названной так в память о Срачке Хуевской) сразу стал для Российской Федерации головной болью №1.
Дотоле мирные и даже несколько затюканные херуски нерушимой стеной встали «за алтари и очаги».
Откуда ни возьмись, а точнее из схронов, появилось на свет божий оружие прошлых веков. Не осталась в стороне и заграница. Сердобольные бандеровцы из «Правого Сектора» подбросили партию АК производства Харьковского металлургического комбината. Гуманитарная помощь помогла – прибывшие на народный сход с целью пресечения незаконного митинга омоновцы бежали при первых выстрелах в воздух. АК работали как часы – не обманул фашист!
Попытки военного давления ни к чему хорошему не привели. Ополченцы, большая часть которых никогда не служила в армии, за считанные дни превращались в бывалых солдат, а женщины – в амазонок. Логичным завершением процесса выглядел проведенный в два дня референдум, после чего было объявлено о рождении нового государственного образования – ХНР (Херусской народной республики).
Главного хранителя Нижнетагильского областного архива Б.М. Пудалова только что вызвали к шефу. Хранитель топал по архивному коридору и мучительно пытался вспомнить, в чем он мог провиниться.
Орденов от начальства Пудалов не ждал никогда.
Вопреки опасениям шеф, выходец из большевистских партийных кругов, встретил его приветливо.
«Садись, Борис! (вообще-то мог бы и на «вы» - Пудалов был старше) – Тут нам сверху «указивка» пришла – искать предков Президента. Поручено персонально тебе…»
Служебному заданию Пудалов не удивился. Его научный труд, блестяще доказавший нижнетагильское происхождение Кузьмы Минина, хоть и поссорил Пудалова с профессором С., утверждавшим, что Минин родом из Балахны, зато позволил заработать немалые очки во мнении московской архивной элиты. Кроме того, фамилия Пудалова внешней основательностью настолько понравилась одному известному националисту, что тот на своем черносотенном сайте назвал Пудалова «истинно русским человеком и патриотом».
«Русский-то я, русский – думал Борис Моисеевич. – Да теперь вот в президентских корнях копайся, ещё неизвестно, чего выкопаешь!»
То, что дед Президента столетие назад отбывал в Нижнем Тагиле ссылку, не было для Пудалова новостью.
На рабочем столе громоздилась текучка – несколько стопок не разобранных архивных дел. С главным до завтра можно было подождать.
«Канцелярия губернатора…», «Годовой отчет с Ярмарки»… А вот это интересно: «Царю государю и великому князю Дмитрию Ивановичу («Самозванцу!» - охнул Пудалов)…бьют челом и являют торговые людишки москвичи Михайло Григорьев сын Порывкин, да Тимошка Ондреев сын Кляпиков на своих судовых ярыжных казаков на десятцкого на Семена Михайлова сына Белозерца прозвищо Кобылку, да на десятцкого на Ортема Семенова сына прозвищо Белокопыта, да на десятцкого на Василья Еуфимова сына прозвищо П…»
Пудалов не поверил своим глазам. Еще раз через лупу просмотрел скорописные закорючки: «Вот «п»; вот очевидная «и», хоть и с незакрытым уголком соединения; выносная «з», опрокинутая мордой вниз; «д» «узелком» распознается по аналогии с соседними; и дальше…прости Господи, - ведь никаких сомнений!»
«Вот это да!» - произнес Пудалов уже в полный голос. И добавил: «Вот это да!»
На херусском фронте дела у федералов шли, мягко говоря, неважно. Солдаты отказывались стрелять «в своих», оставляли позиции, а то и вовсе дезертировали, бросаясь под крыло правозащитных организаций. Отец Русской Демократии направо и налево раздавал зарубежным СМИ разгромные интервью, нанося ущерб не меньше, чем реальный противник. Не молчал и Комитет солдатских матерей. Горластые русские женщины, сошедшие в телевизор то ли с полотен Рубенса, то ли со строк Некрасова, штурмом брали военкоматы и воинские части, принуждая к сдаче боевых офицеров.
В довершение конфуза над Блядуновым был подбит вертолет федеральных сил с 14 генералами на борту. Слава богу, никто не погиб, но командующий 50-й армией, вылезая из Говенного болота, при безуспешных попытках отряхнуться, пробормотал: «Мы в полном дерьме,… твою мать!» И оглянулся, не услышал ли кто.
Стоит отдать должное главкому – он был прав во всех смыслах этого выражения.
Бойцов ополчения и вовсе невозможно было понять. Ну, ладно, с автоматами против танков – может, где ручной гранатомет украдут. Ну, с пулеметами против авиации – Америка «стингеров» подбросит. Но ведь одной установки «Град» достаточно, чтобы в 5 минут вдоль и поперек перепахать всю эту ХНР с её тремя деревнями и одной речкой!
Необъяснимая стойкость повстанцев на фоне зыбкости и какой-то призрачности их позиций выглядела настоящим безумием. В этом было что-то мистическое.
К тому же, как говорится в старом рекламном ролике: «Случилось страшное…».
Страна, воспитанная на Достоевском и Симонове, стала поставлять добровольцев. Излишне объяснять, на чью сторону баррикад.
Глава нижнетагильского отделения партии «Альтернативная Россия» Алексей Пудальцов, привычно оглядываясь в поисках наружки, подошёл к неприметному домику на улице Малой. Дверной звонок использовался здесь для распознавания чужаков. Своих определяли по стуку в окно.
Пудальцов нагнулся и подал условный сигнал. В полуподвале зашевелилось что-то, и через десяток секунд дверь распахнулась.
- Тагил рулит! – произнес Пудальцов, выбрасывая руку в партийном приветствии.
- Тагилу слава! – ответил одетый в камуфляж дежурный, для обозначения своих полномочий увенчанный наручной повязкой черно-красных цветов.
В офисе к этому моменту собралась группа молодых людей, среди которых был и Борис Пудалов, проводивший для будущих добровольцев занятия по херусскому языку.
90-летний Пудалов уже 20 лет принципиально не ругался, не пил, не курил, не бегал за женщинами, а к движению примкнул из чувства солидарности. С рождения Пудалов был человеком тихим, ни в каких оппозициях, кроме троцкистской, не замечен. Но во время Второй мировой войны юным лейтенантом в ходе наступления по территории Германии набрался либеральных идей, и с той поры, даже ненавидя чужие убеждения, готов был умереть, лишь бы добиться для оппонента права их высказать.
Предложение идти в добровольцы он отклонил, сославшись на возраст («Война – не богадельня!»), но отъезжающих в ХНР готовил со всей тщательностью, гоняя подопечных спряжениями futurum I и futurum II до седьмого пота.
Впрочем, семинары, напичканные анекдотами, похожими на правду, и правдой, похожей на анекдот, проходили весело.
Очередной пассаж – о встрече Хуй Жуя с Брежневым, или о перекличке в роте («Ни х…себе фамилия!») – вызывал восторженные выкрики из зала – «Ух, ты!» И Пудалов, и Пудальцов – куратор проекта – были довольны.
«Алёша, - попросил после окончания занятия Пудалов, - я знаю, вы всегда торопитесь, но – задержитесь сегодня на полчаса. Бог весть, вернетесь ли! А я бы хотел перед отъездом рассказать вам очень важное».
Дождавшись ухода ребят, Пудальцов оседлал стул и вопросительно посмотрел на Пудалова.
«Алёша, – начал Пудалов, - я вас почти втрое старше и видел многое. Но сегодня расскажу то, чего не рассказывал никому и никогда. Дело было в Германии. Шли последние месяцы войны, фронт немцы ещё держали, но в городах американские Б-17 разнесли всё к чертям. Дюрера можно было встретить в мусорной корзине. Со всем этим добром надо было что-то делать, и меня, недоучку-историка, командование отправило в комиссию по перемещенным ценностям. Как-то после очередного боя, мы заняли германский городок, табличку с названием которого я так и не смог отыскать после того, как по нему прошли наши танки. Моё знание немецкого оставляло желать лучшего, местное население попряталось, спросить было не у кого. Не знаю, как, но развороченное взрывом учреждение, родное мне по профилю, я учуял нюхом архивиста. Роясь в бумагах, покрытых средневековой готикой, наткнулся на документ, заставивший забыть о времени. Руки мои дрожали, когда я понял смысл написанного.
Болезненный тычок в спину вернул меня на землю. Обернувшись, я увидел ствол автомата.
Линия фронта напоминала тогда трехслойный гамбургер. Наши, не задерживаясь в городке, двинулись дальше, а какая-то блуждающая немецкая часть вошла в него.
Я попал в плен. Немцы, чудом дойдя до своих, засунули меня в концлагерь. Тамошней охране было не до нас, даже на работы не гоняли, и не кормили вовсе, но время от времени устраивали шмон с немецкой пунктуальностью. Драгоценный документ был для меня всем. Не буду рассказывать, в каком месте я его прятал. Лишь ночью, завернувшись с головой в шинель от лагерных стукачей, я вынимал его, и впивался глазами в знакомые, но еще не везде понятные строчки. Наконец, как-то ранним утром мы проснулись от грохота – лагерь бомбили благословенные американцы.
Мне удалось бежать. Выбравшись к своим в одиночку, я ни словом не обмолвился о двухнедельном пребывании в лагере, а в рапорте написал, что бродил по тылам немцев. Не сказать, чтобы поверили до конца – мне это исчезновение крепко потом аукнулось, но первые часы было на все плевать – я искал немецко-русский словарь.
Итак, Алёша, я подхожу к самому главному. Держитесь крепче на стуле – он у вас очень хилый.
Документ гласил: все нынешние фамилии, имеющие корень «Пудал…», завязаны на средневековую Германию. Правда, из-за разницы в произношении, в оригинале начинались они на совсем другую букву. – Пудалов назвал, какую.
- А что это значит? – спросил Пудальцов.
- А значит это… - Пудалов пригнулся к уху собеседника и сказал такое, от чего голова Пудальцова дернулась, словно ее носитель проглотил целиком плод лимона.
- Но это не все еще, - продолжал старый архивист, – людей с подобными фамилиями мало, и все они – родственники. Так что – вашу руку, уважаемый многоюродный племянник!
Однако и это еще не всё («любит Пудалов накручивать драматургию!» - мелькнуло в голове у Пудальцова).
Да, не всё! Ведь в Германию наши предки попали из России, спасаясь от преследований. Там в это время началась очередная кампания по замене неприличных фамилий. А знаете ли вы, что в России конца XV века считалось неприличным? Быть херуском!
Потрясенный Пудальцов молчал не менее минуты. Наконец, поднявшись, и побродив из угла в угол ещё пару минут, он остановился и спросил: «Так, значит, абсолютно всё, что с детства нас призывали обходить в разговоре, чтоб не запачкаться – это все мое родное, это Родина моя?»
- Да, да, да! – ответил Пудалов. – Вы ведь знаете, я после войны написал диссертацию по этим переименованиям, диссертацию, которую, кстати, до сих пор не смог защитить. Зато мне стало ясно, что и переименование Яика – в Урал при Екатерине, и трагедия казака Мохнож…пова при Николае I, и село Фердуново вместо сами знаете чего при Советах – имело одну цель: стереть из сознания людей воспоминания о херусках, о том, что такой народ вообще существует.
Я хотел, чтобы вы узнали все это прежде, чем отправитесь туда», - подытожил Пудалов, прощаясь.
Свист и щелканье в эфире наконец сменились членораздельными звуками. Борис Пудалов, сидя на даче, вспомнил советскую привычку слушать зарубежное радио и объявил мобилизацию старым приёмникам.
От «Латвии», сработанной в середине 50-х, остался один корпус. Зато тонконогий «Урал», бывший на два десятка лет моложе, ещё держался.
«Член комиссии ОБСЕ Вальтер Хуйсман был задержан вчера российским таможенниками за, как это назвал руководитель пресс-службы, - «печатное воспроизведение непечатной лексики».
Так таможенники отреагировали на фамилию Хуйсмана в его загранпаспорте. После недолгого разбирательства, Хуйсман был оштрафован и депортирован на родину.
К другим новостям. Ожесточенность боёв на Юго-Востоке возрастает. Провалилось очередное наступление федеральных войск. Прежде чем начинать новое, руководству России стоит хорошо подумать – повстанцы уже пообещали при необходимости взорвать речную плотину и превратить ХНР в град Китеж.
Вы слушаете «Голос Америки»…».
«Списки погибших и раненых зачитывать, конечно, не будут, - уныло думал Пудалов. – Кто сочтет их в этой мясорубке?»
Алексей Пудальцов лежал в укрытии на берегу Срачки и пытался поймать противника в оптический прицел автомата. Впрочем, это только так говориться, что в оптический. На самом деле, противник был на другом берегу, и увидеть его через речку в 10 метров шириной не составляло труда. Но вражеский солдат был не на фотосессии и позировать не собирался. Как, впрочем, и Пудальцов.
К реке они подошли одновременно. Увидев друг друга, успели пальнуть по разу и нырнуть в укрытие. Деревья, за которыми спрятались бойцы, стояли чуть ниже по склону, и представители противоборствующих сторон фактически попали в ловушку. Все простреливалось – не двинуться ни вверх, ни вниз.
Правда, Пудальцову грех было жаловаться: береза, приютившая его на пологом берегу, предоставляла роскошную лежанку. Федералу повезло меньше: его ольха стояла с большим наклоном, да и берег был крут, и для того, чтобы спрятаться, бедолаге пришлось извернуться червяком. Но тот, видимо, в снайперах не первый день – жалоб с другого берега слышно не было.
После непродолжительного, но яростного боя оба противника выдохлись. Ни один не знал, сколько у другого осталось патронов. Проходили часы, жара стояла нестерпимая, и Срачка, чуть мутноватая, но желанная, манила неодолимо. Но чтобы высунуться, протянуть к ней ладонь – об этом нечего было и думать.
Оценив нелепость ситуации, Пудальцов решил начать переговоры.
- Эй, приятель – мы оба солдаты, - крикнул он. – Давай поговорим!
- О чём? – послышалось с другой стороны.
- Надо как-то решить проблему с водой!
Ответом было молчание.
- Ты откуда сам?
- Со Пскова!
- А как фамилия?
- Пудаленко моя фамилия! Тебе-то какое дело?
- Как, как?? – ошеломленно вскинулся Пудальцов, и, роняя оружие, вышел из-за дерева. – Как?
Президент сидел, глядя невидящим взором на экран. По белому прямоугольнику взад-вперед бегали крошечные человечки, рывками двигались маленькие, словно игрушечные танки – помощник принёс свежие космические видеозаписи зоны боев.
«И воевода П., и казак П., и подпоручик П. – все мои предки! – думал Президент, только что прочитавший исследование Пудалова. Воевода брал хитростью, казак – широтой размаха, подпоручик – мужеством!»
Особенно хватало за горло, когда вспоминал о подпоручике. В одиночку в течение целого дня удерживать неприятельский батальон! Быть похороненным – врагами!! – с воинскими почестями!.
«А я тут командую… всяким ворьем! Да и сам не намного лучше…»
Плечи Президента стали распрямляться, дотоле согбенные. – «А пошло оно все к … матери!» Применив запретное, но такое родное ругательство, он вскочил, роняя слезы радости и счастья.
- Господин Президент, установки «Град» по назначению доставлены!
Прикажете начинать? – это помощник вошел в кабинет, и - тихо, заметив слезы. – Что с Вами, Владимир Владимирович?
Невыносимо-знакомая тяжесть навалилась на Президента. Плечи пошли вниз.
- Ветер несет пыль. В глаза попало. Закройте окно!
А человечки продолжали бегать по экрану. Ополченцы на реке Срачке держались, не отступая ни на шаг.
Список источников и литературы с не наложенным ещё грифом «секретно»:
1. Центральный Архив Нижнетагильской области (ЦАНО). Фонд 579 опись 589 ед. хр. 30.
2. Нижний Тагил в XVII веке. Н. 1965.
3. Полное собрание русских летописей.
4. Хрестоматия по истории древнего Востока. ч.2 М.1980.
5. Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира.
6. Корягин С.В. Непристойные фамилии у донского казачества.
7. Нижнетагильская область. Административно-территориальное деление. Справочник. Н. 1980. Приложение: Перечень селений, переименованных в 1929 – 1979 гг.
Игорь Нестеров
